Амфитеатров Александр Валентинович

14/26 декабря 1862, Калуга (возможно, Москва) — 26 февраля 1938, Леванто, Италия.

Певец (баритон), писатель, драматург, журналист. Имел известность и успех в качестве писателя, авторитет и влиятельность журналиста, особенно на рубеже XIX–XX веков и начале ХХ века в России.

Исполнял партии в операх Чайковского («Евгений Онегин», «Чародейка», «Мазепа»), писал рецензии на спектакли и выступления композитора в Тифлисе, там же познакомился с ним в доме М. М. Ипполитова-Иванова и В. М. Зарудной. Брал частные уроки у А. Д. Александровой-Кочетовой. Закончил Московский университет (1885), в том же году женился на А. Н. Левицкой (Амфитеатровой). Амфитеатров упоминал в мемуарах, что сразу после свадьбы они с женой выступали в Новгороде в сезоне 1885–1886 в антрепризе А. А. Левицкого (однофамильца его жены) [Амфитеатров 2004: 406–408].

Позже баритон Амфитеатров поехал в Милан, «куда был направлен петербургской дирекцией» (имеется в виду Дирекция Императорских театров в Петербурге; Амфитеатров пробовал поступить на сцену весной 1886 года, однако дебюта не имел) [Там же: 195]. Дальнейшие события он изложил так: «После нескольких месяцев работы у знаменитого маэстро Буцци (Буцци Антонио (1815–1891), итальянский певец и вокальный педагог. – Ред.) я под влиянием приятельских похвал вообразил себя усовершенствованным, о чем отписал дирекции: желаю, мол, возвратиться и войти в репертуар. Получил ответ, что очень рады столь быстрым успехам, но вот скоро приедет в Милан главный режиссер Мариинского театра, Г. П. Кондратьев, послушает вас и решит, ехать ли вам в Петербург или еще поучиться в Милане. На вполне резонное желание дирекции проэкзаменовать своего кандидата я вдруг почему-то ни с того ни с сего разобиделся со всем азартом буйного мальчишки двадцати трех лет» [Там же: 195].

Амфитеатров приехал в Тифлис и пел в сезоне 1887–1888; был отмечен прессой. Преобладали отзывы критической направленности, в которых тем не менее читался интерес к артисту. Так, в рецензии на явно неудачное выступление в партии тореадора Эскамильо («Кармен» Ж. Бизе), была оговорка, что оно не стало провалом в глазах той части публики, «которая слышала названного артиста в других операх, кроме “Кармен”» [Новое обозрение 1887: 2]. Между тем, после неудачи Амфитеатрова перевели на менее значительные партии, и он сам почти что разуверился в себе.

14/26 декабря 1887 он был участником постановки «Чародейки» Чайковского, которую дирижер Ипполитов-Иванов запомнил как очень удачную; последний вспоминал: «Исполнителями у нас были: Кума — [В. М.] Зарудная, Князь — [И. П.] Прянишников, Княжич — [М. Е.] Медведев, Княгиня — Коковцева, Кузьма — [А. В.] Амфитеатров, Мамыров — [С. Ф.] Молчановский, Паисий — [П. А.] Лодий. Состав был идеальный, ни одна опера нашего репертуара не шла в таком изумительном ансамбле, и как мы жалели, что Петру Ильичу так и не удалось послушать свою “Чародейку” после ее столичных провалов» [Ипполитов-Иванов 1934: 77].

15/27 декабря 1887 года Амфитеатрову удалось получить бенефис с первой главной партией в карьере, — Демон в одноименной опере А. Г. Рубинштейна. После прекращения финансирования театра за счет государственной казны, он вынужден был уехать в Казань.

Сезон в Казани, 1888–1889, также имел резонанс в газетах. Амфитеатров дебютировал в партии Евгения Онегина 26 сентября / 8 октября 1888 года, он трепетно готовился к исполнению. Накануне (25 сентября / 7 октября) он писал жене о репетиционном процессе с Татьяной (А. Н. Мацулевич, 19 декабря 1890 года выступила в партии Лизы в первой постановке «Пиковой дамы» в Киеве. – Ред.): «Дуэт наш производит на всех очень сильное впечатление — дал же мне Господь Татьяну с таким же здоровенным голосом, как и у меня, если не больше! Мы фермату La–Fa такую делаем, что театр трещит» (возможно, имеется в виду последняя сцена объяснения Татьяны и Онегина и фермата на словах, соответственно, «Клятвы помнить я должна» и «Ты для меня должна покинуть все»). Далее благодарил за помощь в подготовке партии свою молодую жену: «Я забыл тебе сказать, что первую оркестровую репетицию “Онегина” я пел без малейшей ошибки, как уже живую и переживую партию. Вот как ты меня выучил, милый мой хор!» (РГАЛИ. Ф. 694. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 34).

Выступление в партии Онегина вызвало эмоциональные негативные отзывы. Например, в газете «Казанский листок»: «Г. Амфи (сценический псевдоним А. В. Амфитеатрова – Ред.) располагает огромным по диапазону баритоном, но, к сожалению, совершенно не умеет управлять им. Его пение способно навести ужас. Это нечто грубое, дикое и свирепое до крайних пределов. <…> Артист вместо самоуверенного, разочарованного, холодно-насмешливого пушкинского героя изобразил какого-то не то щелкающего губами караиба (представитель группы индейских народов в Южной Америке – Ред.), не то помещичьего “гайдука” прежних времен (служитель у вельмож, для прислуги при езде, запяточник высокого роста, в венгерской, гусарской или казачьей одежде – Ред.) Между тем, голосовые средства г. Амфи <…> дают богатый материал для удовлетворительной передачи партии. Пусть почтенный артист обратит внимание на то, как великолепно сделана Чайковским музыкальная характеристика Онегина, как характерны все фразы партитуры, как богата последняя тончайшими штрихами. А во что же превращает г. Амфи своей в полном смысле слова дубовой игрой и пеньем это богатство красок?! Как безжалостно грубо комкает он лучшие места» [Казанский листок 1888: 3].

Сам артист объяснял такой отзыв тем, что «имел несчастие озлобить против себя редактора одной из местных газет»: «После дебютного “Евгения Онегина” меня, исполнителя заглавной партии, и Мацулевич-Татьяну публика вызывала 22 раза, при переполненном театре. А назавтра враждебная рецензия все-таки втоптала меня в грязь. Да так и пошло. В театре успех, в газете неожиданного врага ругань» [Амфитеатров 2004: 200].

Партия Онегина сыграла значительную роль в его певческой карьере. Позже, изучив ее гораздо лучше, он утверждал: «Я сам спел Онегина на веку своем 42 раза и смею сказать, что знаю оперу назубок» [Амфитеатров 2004: 385].

В письмах жене из Казани есть еще один эпизод соприкосновения баритона Амфитеатрова с творчеством Чайковского. Он писал: «Сегодня пел дуэты “Орлеанской девы” после репетиций “Руслана” и очень устал от них — черт бы побрал Чайковского! <…> Партия баритона написана выше в дуэтах, чем у сопрано — в результате я рявкаю свирепо, Мацулевич от меня не отстает, и шума ужасно много, гораздо больше, чем красоты. Надеюсь, последняя подойдет вовремя». Амфитеатров выписал вокальные строки из партии Лионеля, которые, по его мнению «выше, чем у сопрано», с комментарием «Как вам нравится такой скачок!» (из № 22, дуэт и сцена из IV действия, на словах «Счастьем блеснул для нас светлый луч»), а также свой вариант замены фразы Чайковского (дуэт № 17 из III-го действия, на словах «Иль дорог я тебе»), которая ему представлялась удобнее (РГАЛИ. Ф. 694. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 36–35 об.).

После спектакля «Руслан и Людмила» корреспондент газеты «Волжский вестник» в рецензии на исполнение Амфитеатровым титульной партии советовал певцу «ехать в консерваторию доучиваться» [Волжский вестник 1888: 3]. Вместо этого Амфитеатров, возвратившись из казанского путешествия в Москву, попробовал обратиться с целью руководства прохождением ролей своего репертуара к знаменитому певцу и педагогу Ф. П. Комиссаржевскому. После отказа последнего Амфитеатров отправился в Тифлис в качестве журналиста и музыкального критика (с весны 1889 года); к тому времени он уж сделал выбор в пользу литературной деятельности, писал романы; жена (Амфитеарова-Левицкая А. Н.) время от времени навещала его. В сезоне 1889–1890 он писал рецензии на постановки Тифлисского оперного театра, в том числе и с участием Т. С. Любатович. Гораздо позже в некрологе «Предтеча демонических женщин. (Памяти Т. С. Любатович)» он восстановил историческую справедливость относительно участия певиц А. Н. Левицкой и Т. С. Любатович в исполнении партии Ольги в выпускном консерваторском спектакле «Евгений Онегин» Чайковского. (На премьере пела вторая.) Однако публикация в рижской газете «Сегодня» 26 сентября 1932 года не была замечена в России, и в музыковедческих трудах утвердилась версия А. Н. Амфитеатровой-Левицкой, изложенная ею в мемуарных текстах.

Осень 1890 года, очевидно, была временем наиболее тесного общения не слишком удачливого певца и начинающего журналиста-писателя Амфитеатрова с Чайковским. Он стал наиболее активным, чутким и осведомленным корреспондентом, освещающим театральные и концертные события, связанные с непосредственным участием присутствовавшего в Тифлисе Чайковского. Амфитеатров не только описывал концерты и спектакль («Евгений Онегин»), воспринимаемые тифлисцами как некий праздник, своего рода «фестиваль Чайковского». В пяти статьях в «Новом обозрении» 1890 года (11/23 октября, 17/29 октября, 20 октября / 1 ноября, 22 октября / 3 ноября, 24 октября / 5 ноября), разных по функциям, он выступил и как обозреватель, и как состоявшийся музыкальный писатель.

Только что вышли первые литературные труды Амфитеатрова, и его писательский талант проявился в неординарных рецензиях (под псевдонимами Сюрприз и S. F.). В заметке 11/23 октября, посвященной второму концерту в Тифлисе А. И. Зилоти, где исполнялось трио Чайковского «Памяти великого художника», «новое для Тифлиса», Амфитеатров готовил читателей к более вдумчивому восприятию «прекрасной композиции П. И. Чайковского».

В статье 17/29 октября, о спектакле «Евгения Онегина» в присутствии автора музыки, Амфитеатров дал оценку исполнительской и постановочной составляющим, как бы учитывая возможное восприятие Чайковского. 20 октября / 1 ноября он написал нечто вроде эссе о влиянии приезда Чайковского на местное музыкально-театральное сообщество, как исполнителей, так и публику.

Публикации 22 октября / 3 ноября, 24 октября / 5 ноября были посвящены одному событию, концерту 20 октября / 1 ноября из произведений Чайковского, в котором композитор выступил дирижером. Первая из них — только сообщение об успехе концерта, сопровождавшегося «единодушными овациями». Композитора приветствовали венками и речами: «оркестр, музыкальное училище, артистическое сообщество; тифлисский музыкальный кружок, <…> французская оперная труппа» [Новое обозрение 1890. 22 октября / 3 ноября: 3].

Вторая статья, «О симфоническом собрании 20 октября», весьма содержательна. Очевидно, что Амфитеатров основательно подготовился: он ознакомился не только с произведениями Чайковского, выбранными М. М. Ипполитовым-Ивановым для программы симфонического собрания (Торжественная увертюра «1812 год», Сюита № 1 для оркестра op. 43 и Серенада для струнного оркестра op. 48), но и их освещением в иностранной прессе (немецкими и чешскими критиками). Амфитеатров предложил читателям вариант своего практически музыковедческого разбора всех трех произведений, в сравнении с мнениями иностранных критиков; дал оценку значению этого концерта для музыкальной жизни Тифлиса, оркестровому исполнению и той подготовительной работе, которую провел с музыкантами Ипполитов-Иванов, готовя их к выступлению под руководством Чайковского.

Подтверждением встреч Амфитеатрова и Чайковского служат издания из библиотеки композитора с дарственными надписями писателя:

— альбом «Тифлис»: Типография Канц. Главнонач. гражданскою частию на Кавказе, 1890; надпись на титуле: «Петру Ильичу Чайковскому на память от глубокоуважающего его автора. 28. IX. 1890. Тифлис».

— роман «Людмила Верховская». Надпись на титуле: «Великому композитору Петру Ильичу Чайковскому от гордящегося честью его знакомства автора. 21. X. 1890. Тифлис».

Упомянутый роман имел успех и обрел дальнейшую жизнь. Его автор свидетельствовал: «“Людмила” очень недурно пошла в Тифлисе. Все купившие не раскаиваются, а читают и одобряют» (РГАЛИ. Ф. 694. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 69 об.).

Второй этап отношения к творчеству Чайковского наступил у Амфитеатрова в эмиграции (с 1921 года). Он вспоминал о тифлисских встречах как бы сквозь призму прошедшего времени:

«Я мало знал Чайковского лично и познакомился с ним, когда он был уже на вершине славы, — боготворил! Но в течение нескольких лет и до знакомства, и по знакомстве я был тесно связан дружбою с его ближайшими друзьями, М. М. Ипполитовым-Ивановым (нынешним директором Московской консерватории) и В. М. Зарудною-Ивановою: в их доме, кажется, о Чайковском только и говорили! И из их бесчисленных рассказов, и из собственного впечатления я составил когда-то твердое убеждение, что Петр Ильич был живым воплощением любвеобилия: не только в неприемлемости, но даже и просто-таки непонимания обид. Между тем в переписке своей он неожиданно оказывается, напротив, очень обидчивым человеком — и чем ближе с кем был, тем больше от того обижался, ставя другу каждое лыко в строку (Рубинштейн Н. Г., Юргенсон, Н. Ф. фон Мекк и др.). Большую силу воли надо было иметь, чтобы владеть собою до такой совершенной скрытности в больно волнующем душу чувстве! Чайковский никогда не проповедовал непротивления злу, но теоретик этого учения Л. Н. Толстой мог бы брать у него практические уроки! А еще считали Петра Ильича столь многие бесхарактерным, “тряпкой”» [Амфитетров 2004: 395].

Восторженное отношение осталось достоянием молодости; в поздних воспоминаниях Амфитеатрова встречаются критические высказывания, в том числе по отношению к либретто его опер, особенно к «Пиковой даме» М. И. Чайковского. Свое недовольство «неуважительным» отношением к пушкинскому тексту, «бесцеремонностью», он выразил в стихотворной пародии, подготовленной для журнала «Будильник», однако не опубликованной вследствие запрета цензора [Там же: 390–392].

Не слишком лестное воспоминание сохранилось у него и от Чайковского-дирижера. «Я в последний раз слышал его в Москве, кажется, <…> в 1893 году. Он дирижировал в Прянишниковской опере “Евгением Онегиным” (согласно комментарию на с. 564 Чайковский дирижировал «Евгением Онегиным» 26 апреля 1892 – Ред.). Онегина пел Иоакимо Тартаков, — вероятно, в трехсотый, а может быть, и больший раз, за свою уже десятилетнюю карьеру. После спектакля прошел я к Тартакову в уборную, а он, вопреки бешеному успеху, сидит злой и почти кусает. Спрашивает:

— Слышал?

— Слышал.

— Хорошо?!

— М-м-м...

— Нет, ты скажи мне, Александр, как по-твоему, кто из нас двоих “Онегина” не знает — я или Петр Ильич? Боюсь, что он… И пусть меня черти возьмут, если я когда-нибудь что-нибудь стану петь при его дирижерстве… Это мука! каторжная работа! Это говорилось не со зла какого-нибудь, но непосредственно после того, как Чайковский осыпал Тартакова комплиментами. Он был довольнехонек и совершенно не заметил безобразия, в котором под его управлением шел обычно стройный оркестр И. В. Прибика, и затруднений, которые он делал певцам новыми темпами, неожиданными ферматами или, наоборот, внезапными отменами привычных фермат и т.д.» [Там же: 384–385].

Воспоминания Амфитеатрова в эмиграции ценны, однако необходимо учитывать время и обстоятельства их публикации: музыку Чайковского в то время многие воспринимали фактом ушедшей эпохи.

После эмиграции в 1921 году журналистская и творческая деятельность Амфитеатрова в РСФСР и СССР замалчивалась. Интерес к ней возродился в 1990-х годах, вышли сочинения и собрания сочинений. Получил новую известность самый «оперный» из его романов, «Сумерки божков» (1908), в собирательных образах которого нашли отражение черты реальных деятелей оперной сцены, таких как С. И. Мамонтов и Ф. И. Шаляпин и многих других. Мемуарные очерки о жизни в России конца XIX — начала ХХ веков, в том числе встречах с известными людьми творческих профессий, собраны в специальном издании: Амфитеатров А. В. Жизнь человека, неудобного для себя и для многих / Вступ. статья, сост., подгот. текста и коммент. А. И. Рейтблата. М: НЛО. 2004. Т. 1–2.

В ХХ веке по мотивам романа «Людмила Верховская», когда-то подаренного автором Чайковскому и переизданного в 1895 году с названием «Отравленная совесть», вышли экранизации «Тени греха» (1915) и «Черная вуаль» (1995).


Источники

Литература: [Б. п.]. Тифлисский театр // Новое обозрение. 1887. № 1311. 8/20 октября. С. 2; [Б. п.]. Театр и музыка. «Евгений Онегин» // Казанский листок. 1888. № 211. 28 сентября / 10 октября. С. 2–3; [Б. п.]. Театр и музыка // Волжский вестник. 1888. № 296. 24 ноября / 6 декабря. С. 3; Сюрприз. Местное обозрение // Новое обозрение. 1890. № 2342. 11/23 октября. С. 1; Сюрприз. Тифлисский театр // Новое обозрение. 1890.  № 2348. 17/29 октября. С. 2; S. F. Отрывки. Спячка // Новое обозрение. 1890. № 2350. 20 октября / 1 ноября. С. 2–3; [Б. п.]. Общее обозрение // Новое обозрение. 1890. № 2352. 22 октября / 3 ноября. С. 3; Сюрприз. О симфоническом собрании 20 октября // Новое обозрение. 1890. № 2354. 24 октября / 5 ноября. С. 3; Ипполитов-Иванов М. М. 50 лет русской музыки в моих воспоминаниях. М.: Государственное музыкальное издательство, 1934; Пружанский А. М. Отечественные певцы. 1750–1917. Т. 1. М.: Советский композитор, 1991. С. 23; Амфитеатров А. В. Предтеча демонических женщин (Памяти Т. С. Любатович) // Амфитеатров А. В. Жизнь человека, неудобного для себя и для многих. Т. 1 / Вступ. статья, сост., подгот. текста и коммент. А. И. Рейтблата. М: НЛО. 2004. С. 399–405; Амфитеатров А. В. Жизнь человека, неудобного для себя и для многих. Т. 1 / Вступ. статья, сост., подгот. текста и коммент. А. И. Рейтблата. М: НЛО. 2004.

Архивные материалы: Письма Амфитеатрова А. В. Амфитеатровой-Левицкой А. Н. (РГАЛИ. Ф. 694 (Амфитеатрова-Левицкая А. Н.). Оп. 1. Ед. хр. 2). 

См. также: Александрова-Кочетова Александра Дормидонтовна (Доримедонтовна); Амфитеатрова-Левицкая Александра НиколаевнаЛюбатович Татьяна СпиридоновнаСеренада для струнного оркестра; Сюита № 1Трио «Памяти великого художника»


Редактор — О. А. Бобрик

Дата обновления: 09.07.2023