Артист драматического театра.
Окончив Московское театральное училище в 1841 году и поступив на сцену Малого театра на роли водевильных фатов, актер спустя шесть лет уехал в Одессу, чтобы приобрести сценическую практику и расширить свой репертуар (по другой версии, из-за конфликта с театральным начальством). Вернувшись в 1850 году в Москву, занял одно из ведущих мест в труппе Малого театра. Не ограниченный рамками определенного амплуа, играл роли очень большого диапазона: от молодых (Хлестаков — «Ревизор» Н. В. Гоголя, Вихорев — «Не в свои сани не садись» А. Н. Островского) до стариков (Оброшенов — «Шутники» А. Н. Островского), от комедийных (Крутицкий — «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского) до драматических (Крутицкий — «Не было ни гроша, да вдруг алтын» А. Н. Островского), вплоть до трагедийных (Иоанн Грозный — «Смерть Иоанна Грозного» А. К. Толстого, Франц Моор — «Разбойники» Ф. Шиллера). Он был замечателен в русском репертуаре — едва ли не лучший Кречинский («Свадьба Кречинского» А. В. Сухово-Кобылина), оригинальнейший Чацкий («Горе от ума» А. С. Грибоедова), интереснейший Жадов («Доходное место» А. Н. Островского), создавший традицию следующим поколениям исполнителей Мольера на русской сцене — Скапен («Проделки Скапена»), Оргон («Тартюф»). Такие богатые возможности ему давали не только природные данные и гибкость, но и методы работы.
Шумский не обладал эффектной театральной внешностью, не имел ни сильного голоса, ни безукоризненной дикции, у него не было дара захватывать публику темпераментом, страстностью непосредственного чувства. Его сила была в другом. Он был артистом; сценические образы Шумского являлись плодом величайшей интеллектуальной работы художника, которой подчинялось все: замысел роли, толкование которой неизменно оказывалось умным и самостоятельным, чуждым заурядности или подражания; рисунок роли, прочерченный тонко и оригинально; облик персонажа, вылепленный тщательно и индивидуально; мельчайшие, точно отобранные детали исполнения. Обладая умом, безукоризненном вкусом и чувством меры, артистичностью и особым качеством, которое современник назвал «достоинством» игры, актер создавал на сцене образы, отличавшиеся жизненной правдой, психологической сложностью, убедительные в своем внутреннем содержании, яркие в сценической выразительности. Один из современников так характеризовал Шумского: «законченный виртуоз, вполне владеющий своим инструментом и умеющий по-своему истолковать исполняемое произведение» [Коробчевский: 28].
Шумский принадлежал к плеяде тех любимых артистов Чайковского, искусством которых он наслаждался на сцене Малого театра с середины 1860-х годов. Чайковский побывал на спектакле с участием Шумского практически сразу же по приезде в Москву. В письме братьям Анатолию и Модесту от 10 января 1866 года он сообщал: «<…> Не помню, чтоб я когда-нибудь испытал такое артистическое наслаждение, как в драматическом театре. Пришлось попасть на пьесу, обставленную самыми лучшими актерами; это была “Паутина”» [комедия И. А. Манна «Паутина» в Малом театре шла с участием Г. Н. Федотовой, С. В. Шумского, П. М. Садовского, И. В. Самарина] [ЧПСС V № 78: 91]. В ней Шумский играл роль Ивана Ивановича Тарбаева (бывший чиновник, занимающийся подрядами, согласно афише того времени).
В упоминаемой Чайковским в письме Анатолию и Модесту от 30/31 января 1866 трагедии «Самоуправцы» А. Ф. Писемского [ЧПСС V № 84: 98] С. В. Шумский играл Петра Петровича Девочкина (спектакли, которые мог посетить Чайковский на этой неделе, были 25, 27 и 28 января, с одним составом).
Следующее по времени свидетельство о конкретном спектакле в письме 27 сентября / 9 октября 1867 года: «Был с Ларошем в “Тартюфе”, которого отлично дают в Малом театре с Самариным и Шумским в главных ролях» [Там же: 123], — последний исполнял роль Оргона. Он же играл Василия Шуйского на премьере драматической хроники А. Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» в Малом театре 30 января 1867 с музыкой Чайковского (Интродукция и мазурка), которую композитор наверняка посетил, так как это был его дебют в качестве театрального композитора.
При слабом успехе пьесы, исполнение Шумского было на высоте. Современник свидетельствовал: «Выделяясь в первых действиях только живой, язвительной речью, в которой каждое слово имело значение, так как должно было служить именем будущего мятежа, Шуйский мгновенно вырастал в глазах зрителя с той минуты, как с него снята была опала и к нему опять возвращалась прежняя сила. В сцене заговора в нем чувствовалась и та мощь, какая увлекает толпу и всюду ведет ее за собою. Именно Шумский своей игрой доводил пьесу до подъема, нужного для понимания последующих событий» [Коропчевский 1897: 45].
Имя Шумского встречается в двух музыкально-критических работах Чайковского в «Русских ведомостях». В статье «Итальянская опера. Дебют русского квартета» (26 октября 1874, № 230), негодуя по поводу «изгнания» итальянской антрепризой труппы Русской оперы из Большого театра, Чайковский саркастически предлагал: «Отчего бы уже кстати не давать концертов и в Малом театре, или не устроить и там второстепенную итальянскую оперу? Правда, в этом театре приютилась хорошая драматическая труппа; — но к чему она, и не следует ли предпочесть русскому вздору, разыгрываемому гг. Шумским, Самариным, г-жами Васильевой, Федотовою и проч. пение гг. Эммини и Сопорти, г-ж Томмази и Таласчи» [ЧПСС II: 198].
В статье «Четвертая неделя концертного сезона» (3 апреля 1875, № 73), Чайковский не смог удержаться от публичного выражения своего восхищения артистом, дав ему характеристику, замечательную по проникновению в актерское искусство. Статья посвящена обзору концертов «в хронологическом порядке»; среди них, под номером 5, Литературно-музыкальному вечеру в пользу недостаточных студентов в зале Большого театра. В «литературном разделе» концерта участвовали артисты Малого театра, в том числе и Шумский с чтением сатирического очерка М. Е. Салтыкова-Щедрина «Прощаюсь, ангел мой, с тобою!». О нем Чайковский писал: « <…> Не мое дело печатно изливать свой восторг пред мастерством г. Шумского, — но я не в силах удержаться от страстного желания высказать ему горячую благодарность за полчаса глубочайшего эстетического наслаждения, которое он доставил мне, как и всем присутствовавшим в театре. Это было такое совершенство, такая непритязательная простота, такое художническое чувство меры, такая поразительная объективность в передаче характеров, такая верность тона, дальше которых, мне кажется, не может идти лицедейское искусство. Эффект, произведенный на меня этим чтением, был тот же, которого достигает игра капитальнейшего виртуоза или пение самой первоклассной певицы, т. е. сочетание безукоризненной техники с тончайшею художественною отделкою подробностей» [Там же: 261].
Последнее письменное упоминание композитором имени актера находим в корреспонденции из Флоренции. «Меня очень огорчила смерть Шумского», — отозвался он на печальное известие в послании к брату Анатолию от 18 февраля / 2 марта 1878 [ЧПСС VII № 764: 129].
Шумский обладал недюжинными музыкальными способностями и познаниями. Музицировал сам и ценил музыкальность в других. Приведем отрывок из воспоминаний К. Н. Де-Лазари о своеобразном музыкальном экзамене, который устроил ему артист, во времена гастролей в одесском театре:
«На рояле лежали ноты оперы “Бал-маскарад” Верди. С. В. Шумский сел к роялю, открыл арию перед портретом и обращаясь ко мне, шутя сказал:
— А ну-ка, батенька, попробуем! За что это вас так хвалят?
Я запел во весь голос, сделал в конце трудную итальянскую фиоритуру, и когда окончил, восхищенный С. В. вскочил с табурета и закричал:
— Да что вы, батенька, совсем сумасшедший? Что ж вы здесь делаете? Пустяками занимаетесь? Да ведь это грешно! Помилуйте! Чего вы не едете в Москву, ведь вас сейчас возьмут в оперу. Я вам помогу! Ноты вы, конечно, знаете?» [Де-Лазари 1903: 2].
Шумский имел склонность к режиссуре, как и многие корифеи Малого театра того времени, существовавшего практически без режиссеров, за счет самостоятельного решения ролей ведущими артистами. Не случайно на него пал выбор Н. Г. Рубинштейна, пригласившего артиста взять на себя руководство классом декламации и мимики в Московской консерватории.
На этапе формирования учебных классов Московской консерватории, непосредственным свидетелем и участником которого был П. И. Чайковский, директор и покровитель композитора, Н. Г. Рубинштейн, вынашивал идею организации специального курса для подготовки оперных певцов к сценической деятельности. В январе 1868 года на заседаниях профессоров московской консерватории (при участии Чайковского) обсуждались принципиальные установки деятельности этого класса. А в сентябре 1868 года должность профессора по предмету декламации и мимики была предложена С. В. Шумскому.
Знаменитый артист согласился, несмотря на то, что консерватория не смогла найти ему официальной возможности войти в штат и получать жалованье. Шумский не присутствовал на заседаниях совета профессоров; его имя не значилось в подписях протоколов тех заседаний, которые посещал Чайковский, однако деятельность класса за время его существования (1868–1872) была предметом постоянного внимания Н. Г. Рубинштейна и его коллег, обсуждалась на совете.
Между Рубинштейном и Шумским возникали разногласия по вопросам организации обучения оперных певцов, соотношения вокального или драматического начал в учебных программах. Рубинштейн собирал совещания с профессорами (с присутствием Чайковского), на которых излагал «свои взгляды как на особенности сценической игры оперного артиста в сравнении с драматическими, так и на характер сценических занятий с певцами» [Баренбойм 1982: 106].
После бурных обсуждений, класс декламации и мимики начал действовать. «Занятия начались в классе очень деятельно и настолько продвинулись в первый же год, что 15 марта 1869 г. в зале консерватории был устроен спектакль, в котором была исполнена комедия с куплетами “Колыбельная песенка” и две сцены из оперы “Жизнь за Царя”: женский хор и каватина Антониды “Не о том скорблю” из 3-го акта и ария с хором “Бедный конь” из 4-го. На спектакле присутствовали многие приглашенные лица, компетентные в деле сценического искусства. Оказалось, что в этой же зале в 1830 году начал свое сценическое поприще и сам С. В. Шумский, принимавший участие в спектакле, данном у тогдашнего директора театров Кокошкина, которому этот дом принадлежал. С. В. Шумский подарил консерватории печатную афишу этого спектакля, которая хранится вместе с афишей спектакля 15 марта 1869 г. в консерватории» [Кашкин 1891: 18–19].
П. И. Чайковский был очень заинтересован как классом Шумского, так и постановкой высоко чтимой им оперы учениками консерватории. Композитор, сыгравший на рояле в качестве творческого манифеста увертюру к «Руслане и Людмиле» на церемонии открытия консерватории, понимал и разделял намерение Н. Г. Рубинштейна предъявить первые достижения класса декламации и мимики, а по существу, «оперного класса», постановкой первой оперы Глинки. После объявления намерения поставить «Жизнь за Царя» практически в полном объеме в качестве консерваторского экзамена оперного класса, он писал брату Модесту:
«В консерватории идут большие приготовления к принятию великой кн. Елены Павловны, собирающейся на святой приехать в Москву со специальною целью инспектировать Консерваторию. Для нее готовят всю “Жизнь за Царя” домашними средствами, и, кажется, пойдет очень недурно» [3 апреля 1869 года; ЧПСС V № 135: 160]. «Жизнь за Царя» была исполнена в мае 1869 года на сцене Малого зала Благородного собрания под управлением Н. Г. Рубинштейна. Зрительный зал не мог вместить большое количество публики, а потому было решено ограничиться только членами совета РМО и профессорами консерватории. Вероятнее всего, П. И. Чайковский был среди них.
Литература: ЧПСС II, V, VII; Де-Лазари К. Н. Тридцать лет на казенных театрах (из воспоминаний артиста Императорских театров К. Н. Де-Лазари, по сцене Константинова) // Биржевые ведомости. 1903. № 327 (4 июля). С. 2–3; Коропчевский Д. А. Сергей Васильевич Шумский. Из «Воспоминаний о Московском театре» // Ежегодник императорских театров. 1895–1896. Приложения. Книга 3. СПб., 1897. С. 22–58; Кашкин Н. Д. Первое двадцатипятилетие московской консерватории. М.: Т-во «Печатня С. П. Яковлева», 1891; Баренбойм Л. А. Николай Григорьевич Рубинштейн. М.: Музыка, 1981. С. 106–109, 131, 139, 150, 151, 190, 266; П. И. Чайковский. Музыкальные фельетоны и заметки. 1868–1876. М.: «Либроком», 2011. С. 205, 273, 275.
Редактор — А. С. Виноградова
Дата обновления: 30.06.2023