Французский писатель и публицист. Один из основоположников эстетики натурализма в европейской литературе. Золя родился в семье инженера. Окончив лицей, стал служить в купеческой конторе, затем в книжном магазине. Его литературная деятельность началась в 1860-е с журналистики. Тогда же были написаны и первые романы. Но уже в 1868–1871 романом «Карьера Ругонов» он начал прозаическую серию «Ругон-Маккары. Естественная и социальная история одной семьи в эпоху Второй империи», посвященную истории одной семьи. Ее составили 20 романов. Связующей нитью всей эпопеи стало наблюдение за влиянием фактора наследственности на судьбу многочисленных персонажей, что закрепило за этими сочинениями Золя определение «научного», или «экспериментального» романа [Шор 1965: 372]. Создание грандиозного цикла определило центральное положение фигуры Золя в литературной жизни Франции последней трети XIX века, наряду с Г. Флобером, Г. де Мопассаном, А. Доде и Э. Гонкуром.
Однако в России внимание критики было привлечено к фигуре Золя еще раньше. Русскими читателями с громадным интересом были встречены первые же переводы романов из цикла «Ругон-Маккаров». К середине 1870-х имя Золя становится знаменитым в России. «Третий том серии, роман “Чрево Парижа”, был переведен в 1873 г. одновременно шестью русскими журналами, и в том же году вышло два отдельных издания перевода. Таким образом, роман “Чрево Парижа” при своем появлении выдержал в переводе больший тираж, чем в оригинале. <...> Роль русской аудитории в судьбе произведений Э. Золя и в его литературной работе оставалась знаменательной и в последующие годы» [Клеман 1934: 235]. Этому немало поспособствовал и один из литературных друзей писателя — И. С. Тургенев, который привлек Золя к сотрудничеству с русскими журналами. «С 1875 по 1880 г. он сотрудничал в “Вестнике Европы”, посылая ежемесячные “Парижские письма”, пользовавшиеся у нас исключительной популярностью. В них была впервые изложена “теория научного романа”, ставшая известной французскому читателю только через несколько лет. Ряд романов писателя — “Проступок аббата Мурэ”, “Его превосходительство Эжен Ругон”, “Дамское Счастье”, — переведенный с рукописи, был доступен русскому читателю до опубликования во Франции» [Там же].
И все же влияние Золя на русскую аудиторию отчетливо сказалось прежде всего в социальных слоях разночинцев и либеральной буржуазии, а с начала 1880-х оно стало падать. В свою очередь литературная позиция Золя, изложенная в русских журналах как «натурализм», оказала влияние на немногих второстепенных писателей (П. Д. Боборыкина, Вас. И. Немировича-Данченко и других). Общественный интерес к фигуре Золя в России, как и во всей Европе, возродился в конце 1890-х в связи с его выступлением «Я обвиняю» по нашумевшему «делу Дрейфуса» (1898).
Чайковский не разделял восхищения большинства своих современников творчеством Золя: он чаще всего отзывался о его сочинениях отрицательно, в то же время признавая своеобразный талант писателя и проявляя к его новым романам пристальный интерес. Порой его отзывы отмечены чрезвычайной (до оскорбительности) резкостью. «Zola давно уж мне стал противен. Но с тех пор как я увидел торчащую на всех магазинах его карточку, изображающую необыкновенно противную, нахальную и самодовольную физиогномию его, и с тех пор как я увидел
эту пиэсу <sic>, где сей жрец реализма допустил совершенно нереальные прибавления, <...> — он мне стал просто гадок, и отныне уж, конечно, ни единой минуты своей жизни я не посвящу на чтение его паршивых мерзостей», — писал он брату А. И. Чайковскому 24 февраля / 8 марта 1879 года [ЧПСС VIII № 1120: 133]. Тем не менее композитор продолжал читать один роман Золя за другим. Знакомясь с творчеством современников, он не упускал случая ругнуть Золя: «гадиной Зола» назвал он его в связи с романом П. Лоти «Исландский рыбак» [14 / 26 августа 1886; Дневники: 88]. Противопоставление французского писателя-натуралиста И. С. Тургеневу и Л. Н. Толстому [см. письмо к М. И. Чайковскому от 25 июня / 7 июля 1886; ЧПСС XIII № 2985: 381], говорящее о явном предпочтении последних, позволяет точнее уяснить эстетические ориентиры самого композитора. «<...> Поверь, — пишет он М. И. Чайковскому 18/30 июля 1880 года, — что твой Золя, в сущности, тоже фигляр, только в новейшем духе. Он мне еще не так омерзел, как Нugо [В. Гюго], но почти так же. Он мне противен, как бывают противны девицы, разыгрывающие из себя простых и естественных, будучи, в сущности, кокетками и ломачками. Вообще, насколько я люблю новейших французов в музыке, настолько гадка их литература и журналистика» [ЧПСС IX № 1541: 201]. В письме к В. Л. Давыдову от 1/13 августа 1891 Чайковский дал определение манеры современной ему французской литературы: «Новейшие французы стали писать ужасно аффектированно, т. е. — это какая-то аффектация простоты, претящая мне почти столько же, сколько шумиха фраз, эпитетов, антитез у Victor Hugo» [ЧПСС XVI-А № 4450: 188]. В том же письме он блестяще спародировал на французском языке стилистические признаки прозы Золя: «С салфеткой, небрежно подвязанной на шее, он смаковал... вокруг него летали мухи, жадные, кишащие, черного волнующего цвета... Ни звука, кроме нервирующего щелкания челюстей... Какое-то неведомое плотоядное животное распространяло в воздухе влажный, зловонный, тошнотворный, тяжелый запах... Полное отсутствие света... Луч заходящего солнца, как бы случайно проникая в пустую и низкую комнату, освещал тут и там то мертвенно бледную фигуру хозяина, пожирающего свой суп, то фигуру его усатого слуги, с калмыцкими чертами лица, тупого и пресмыкающегося... Чувствовалось, что идиота обслуживает идиот... 9 часов... Сумрачная тишина царила... Усталые, дремлющие мухи, сделавшись менее проворными, рассеивались... А там, вдалеке, в окно было видно, как, гримасничая, громадная красная луна поднималась на пламенеющем горизонте... Он все ел и ел...
Затем с набитым желудком, багровым лицом, блуждающим взглядом он встал и вышел...» [Там же: 188–189]. Далее Чайковский присовокупляет: «Я изобразил свой сегодняшний ужин. Кажется, этот род писания изобрел сукин сын Zola» [Там же].
Вместе с тем его конкретные оценки, по преимуществу негативные, носили во многих случаях двойственный характер. Отвергая такие романы, как «Западня» (1877), «Страницы любви» (1878), «Накипь» (1882), «Земля» (1883), «Радость жизни» (1884), «Жерминаль» (1885), «Человек-зверь» (1890) и др., Чайковский в то же время называл Золя «человеком даровитым — но циником, любящим копошиться во всякой человеческой мерзости, нравственной и физической» [письмо к Н. Ф. фон Мекк от 24 февраля / 8 марта 1879; ЧПСС VIII № 1119: 131]. Его впечатления от отдельных произведений Золя неоднозначны. Он пишет М. И. Чайковскому 18–19 февраля / 1–2 марта 1884 года: «“La joie de vivre” [“Радость жизни”] отвратительна по тенденции и по ломанию; но есть что-то гениальное в изображении Lazar’a. Местами я просто содрогался от правдивости некоторых подробностей, мне хорошо знакомых по опыту, но о коих никогда еще никто не писал» [ЧПСС XII № 2440: 323]. С ним же Чайковский делился свежими впечатлениями в письме от 6 / 18 октября 1885 года: «Мерзавец Zola! На прошлой неделе я случайно напал на “Germinal” [“Жерминаль”], начал читать, увлекся, и случилось, что конец я прочел на ночь очень поздно. Так волновался, что сделалось биение сердца, мешавшее спать, и на другой день я был совершенно болен, а теперь думаю об этом романе, как о каком-то ужасном кошмаре» [ЧПСС XIII № 2784: 164]. И, наконец, совсем без выпадов, он осторожно признавался М. И. Чайковскому 30 июля / 11 августа 1892 года по поводу романа Золя «Разгром» (1892): «Я тоже читаю Debâcle [“Разгром”] и покамест очень восхищаюсь» [ЧПСС XVI-Б № 4742: 144].
Литература: ЧПСС VIII, IX, XII, XIII, XVI-A; Дневники; Арсеньев К. Золя, Эмиль // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 86 тт. Т. XIIа. СПб.: изд-во Ф. А. Брокгауз — И. А. Ефрон, 1894. С. 627–231; Клеман Адам. Эмиль Золя: сб. статей. М.: Гослитиздат, 1934; Шор В. «Доктор Паскаль» [Комментарий] // Золя Э. Собрание сочинений в 26 томах. Т. 16. Ругон-Маккары. Доктор Паскаль. М.: Художественная литература, 1965. С. 367–385.
Редактор — М. Г. Раку
Дата обновления: 10.01.2023