Кантата к Политехнической выставке в Москве в 1872 году [Кантата на открытие Политехнической выставки]

Наименование «Кантата к Политехнической выставке в Москве в 1872 году» взято из наиболее раннего из доступных источников текста произведения — рукописной копии оркестровых голосов, сделанной в 1872. Сам Чайковский в личной переписке называл эту кантату по-разному, в том числе «к открытию Политехнической выставки» [письмо к В. В. Стасову от 16/28 ноября 1874; ЧПСС V № 370: 377] или «на Политехническую выставку» [письмо к Юргенсону от 6/18 февраля 1883; ЧЮ 1 № 426: 420]. В первых изданиях партитуры и переложения для пения с фортепиано, вышедших в 1960 и 1965, сочинению Чайковского было дано новое заглавие «Кантата в память двухсотой годовщины рождения Петра Великого» [ЧПСС 27; ЧПСС 33]. Однако общеупотребительным является название «Кантата на открытие Политехнической выставки», фигурирующее в разных источниках, в том числе [ЖЧ I: 351], [Прошлое 1920: 167], [Домбаев: 278].

1. История создания и исполнений

2. Поэтический текст

3. Характеристика произведения

Источники

1. История создания и исполнений

В 1872 в ознаменование двухсотлетия со дня рождения Петра I в Москве была устроена большая Политехническая выставка. В конце 1870 для руководства музыкальным отделом выставки был приглашен Н. Г. Рубинштейн, который, однако, отказался (в июле 1871), так как его план был сочтен слишком обширным и дорогим и не был принят Комитетом по устройству выставки [Шабшаевич 2011]. В итоге заведующим стал К. Ю. Давыдов, а членами музыкального отдела — Г. А. Ларош, Н. А. Римского-Корсаков, М. П. Азанчевский, Ю. Г. Гербер, А. И. Дюбюк, В. В. Вурм, Т. О. Лешетицкий и Е. К. Альбрехт. Они разработали новый проект музыкального отдела выставки, и в том числе заказали Чайковскому кантату на текст, специально написанный Полонским.

Сведений о процессе сочинения кантаты не обнаружено. Из письма Лароша к Чайковскому от 7/19 января 1872 следует, что от композитора требовалось написать «вещь щегольскую в техническом отношении», однако «чтобы трудности, если таковые представятся, были по возможности в оркестре, а не в хоре» [цит. по: ЖЧ I: 350–351]. За сочинение Чайковскому был обещан гонорар 750 рублей. Текст Полонского Чайковский получил не раньше конца января — начала февраля, после того как вернулся из заграничной поездки. Срок окончания работы был назначен на 1/13 апреля, но композитор закончил сочинение раньше и сдал партитуру комиссии Музыкального отдела выставки в начале марта [Богуславский 1980: 93].

Несмотря на то, что кантата задумывалась непосредственно к открытию Политехнической выставки, ее исполнение состоялось 31 мая / 12 июня 1872, то есть формально на следующий день после торжественного открытия. Изначально планировалось, что дирижировать будет Ларош, но в итоге на премьере «усиленным оркестром в 80 человек» [Музыкальный отдел 15: 2] и хором Большого театра руководил Давыдов; партию тенора пел солист Большого театра Додонов. Кантата была исполнена в два часа дня на Троицком мосту, соединяющем Кутафью и Троицкую башни Кремля, под специально сооруженным навесом.

Чайковский присутствовал на премьере. В письме к Давыдову от 2/14 июня 1872 из Киева он благодарил дирижера за труд и указывал, что «слушал кантату снизу (то есть из Александровского сада. — М. Р.); наверх не пошел, ибо убоялся сделаться предметом общего любопытства» [ЧПСС V № 264: 279–280]. Сразу после концерта Чайковский покинул Александровский сад и уехал к сестре Каменку. В письме к Полонскому он писал: «Обстоятельства сложились так для меня неблагоприятно, что я должен был по необходимости 31-го числа выехать из Москвы. Я надеялся в этот день увидеться и познакомиться с Вами на Троицком мосту, но случилось так, что и это было невозможно» [письмо от 2/14 июня 1872; ЧПСС V № 265: 280].

Трудно предположить, остался ли доволен своим сочинением композитор, слушавший его из Александровского сада, откуда, как сообщали рецензенты, ссылавшиеся на отзывы публики, ничего не было слышно. В газете «Московские ведомости» от 1/13 июня 1872 писали: «Небольшая часть публики помещалась на стульях, расставленных на эстраде; остальная публика, бывшая в саду, не слыхала, говорят, ни одного звука. Для сидевших наверху также многое пропадало вследствие рассеяния звука, не удерживаемого никакими стенами, вследствие чего публика не могла составить себе ясного понятия об этом произведении, которое, судя по некоторым отрывкам и по отзывам слышавших репетиции, должно быть замечательно прекрасно» [Московская политехническая выставка].

Рецензент газеты «Вестник Московской политехнической выставки» также писал об акустических проблемах при исполнении кантаты, однако отмечал достоинства самого сочинения и его исполнителей: «Самое сочинение написано, насколько можно было расслышать его, опытною рукою, в стиле народном русском; видно полное обладание формами: разнообразие их придает серьезное значение сочинению. <…> Хоры и оркестр держались стойко и исполняли свое дело с достаточным ансамблем, если принять в соображение, что они не могли слышать друг друга. Г[осподин] Додонов, исполнявший теноровое соло, делал невероятные усилия, чтобы услыхать свой собственный голос. Действительно, условия для произведения эффекта невозможные; тем не менее г[осподин] Додонов удостоился одобрения со стороны слушавшей его публики» [Исполнение юбилейной кантаты].

Хотя в прессе сообщалось о планах повторного исполнения кантаты в Манеже, в итоге она была представлена не там, а в Большом театре — 14/26 июня 1872 с тем же составом (в первом отделении концерта значились первый акт и первая картина четвертого акта «Жизни за царя» Глинки). Отзывы критики в целом были положительными, хотя указывалось, что Додонов, потерявший голос, не пел, а декламировал свою партию. [Музыкальное обозрение]. Чайковского в это время в Москве не было. Больше при жизни Чайковского кантата не исполнялась.

Об отношении композитора к собственному сочинению может свидетельствовать тот факт, что эта кантата, как и экзаменационная кантата «К радости» на текст Шиллера, не была издана при его жизни. С другой стороны, получив через несколько лет срочный заказ на сочинение коронационной кантаты «Москва», Чайковский сначала предполагал использовать в ней материал данной кантаты [ЧЮ 1 № 426: 420]. Хотя впоследствии в «Москве» не оказалось заимствований из более ранних произведений, между двумя кантатами есть очевидные сходства. Это прежде всего образ Москвы как главного русского города, народные истоки тематизма — цитированного в первом случае и стилизованного во втором — и торжественный финал-апофеоз.

Следующее исполнение кантаты состоялось 8/20 января 1905 в Санкт-Петербурге в Четвертом симфоническом собрании ИРМО под управлением Зилоти; солировал Ф. K. Сениус (сочинение Чайковского стояло в программе вместе с Бранденбургским концертом И. С. Баха № 2 F-dur, кантатой «Весна» С. В. Рахманинова, фрагментами из «Осуждения Фауста» Берлиоза и «Вакхической песней» Глазунова [ИРМ 10В-I: 743]). В хронике петербургской концертной жизни в «Русской музыкальной газете» о кантате писали: «[она] показывает, во-[первых], что Чайковский любил “Жизнь за царя” не только на словах, — русский стиль торжественного характера, который он стремился выдержать в главной (хоровой) части кантаты, отчетливо показывает, какому образцу он хотел в этом случае следовать; во-[вторых], что парадная, заказная музыка досадно скучна, когда за нее берется художник столь интимных вдохновений. Он точно говорит на чужом языке. Ждешь Чайковского, но в течение длинной пьесы он как будто не хочет показаться. Отсутствие творческого подъема не возмещается несколькими эффектными crescendo и красиво-звучащими подробностями. Для полноты представления о Чайковском следовало, конечно, послушать и эту, гладко написанную прикладную музыку» [Хроника: 89].

В следующий раз кантата прозвучала 30 апреля 1951 при участии Большого оркестра и хора Всесоюзного радиокомитета под управлением А. М. Ковалева; солист Д. И. Тархов [ЧПСС 27: XII]. Партитура для этого исполнения была подготовлена П. А. Ламмом с новым поэтическим текстом С. М. Городецкого. В музыкальном тексте также было сделано изменение, купирующее фрагмент с цитатой гимна Российской империи «Боже, Царя храни!» (тт. 659–682). Данный вариант партитуры лег в основу первой публикации сочинения в ЧПСС 27, при этом купированный эпизод с мелодией гимна А. Ф. Львова был помещен в приложение, а поэтический текст Я. П. Полонского был снова переработан из цензурных соображений, на сей раз А. И. Машистовым.

До сих пор кантата остается редко исполняемым сочинением. 26 января 1997 в городе Энн-Арбор, США в зале Хилла (Hill Auditorium) Мичиганского университета состоялась североамериканская премьера кантаты. Она была представлена силами Детройтского симфонического оркестра и хора Университетского музыкального общества (UMS) под управлением Неэме Ярви; солист Владимир Попов (в этом же концерте прозвучала увертюра к опере Чайковского «Воевода» op. 3, а также Концерт для фортепиано с оркестром № 3 Рахманинова; солист Лейф Ове Андснес). Перевод оригинального текста кантаты на английский язык был сделан Эльхононом Йоффе [Fleming] (дата обращения: 14.10.2024).

14 ноября 2021 в московском концертном зале «Оркестрион» кантата впервые за долгое время была вновь исполнена без сокращений и с оригинальным поэтическим текстом (оркестр и хор МГИМ имени Шнитке, Камерный хор Московской консерватории, дирижер Игорь Громов, солист Илья Селиванов) [Концерт].

2. Поэтический текст

Первоначальный текст Полонского был напечатан в № 28 газеты «Вестник Московской политехнической выставки» от 28 мая / 9 июня 1872 [Музыкальный отдел 32: 2]. Позднее М. И. Чайковский, не имевший доступа к этому тексту, — он не вошел в собрание сочинений поэта — поместил в биографии композитора вокальный текст, взятый из партитуры кантаты [ЖЧ I: 356–359]. При сравнении видно, что изменения, которые Чайковский внес в поэтический текст при сочинении кантаты, минимальны и не затрагивают смысловую сторону стихов.

В основе поэтического текста лежит имперская идея о величии русского народа, который в течение многих веков терпит нелегкие испытания, но идет к светлому будущему, ведомый сначала Петром I, а затем его Богом помазанным потомком — императором Александром II. При этом воплощение идеи нельзя назвать виртуозным. Местами стихи отличаются бедностью рифмы («свод — хоровод», «млад — клад», «смело — дело» и т. п.) и неестественностью выражений («Завещан простор нам в себе замыкающий»; «Гордыне послушны, как дети мы свищем, / Ни громкого дела, ни славы не ищем!» и т. п.). Недостатки текста отмечались как современниками композитора (в уже цитированном письме к Чайковскому Ларош называл текст кантаты «антимузыкальным» [ЖЧ I: 350]), так и позднейшими исследователями творчества Чайковского [Туманина 1962: 377], [Богатырев 1972: 131]. М. И. Чайковский, в свою очередь, называл Полонского «высокодаровитым» поэтом, возлагая «ответственность за уродливость последних стихов кантаты» на композитора [ЖЧ I: 359, сноска 1]. Однако, при сопоставлении окончаний кантаты в первоначальной и последующей версиях очевидно, что изменения Чайковского не носят радикальный характер и едва ли ухудшают оригинал. Ниже приводятся три версии поэтического текста — оригинальная, композиторская и переработанная Машистовым:

Текст Я. П. Полонского
[цит. по: Музыкальный отдел 32: 2]

Голос.

Как сквозь ночной,
Туманный неба свод,
Далеких звезд
Мелькает хоровод,
Так в глубине
Неясной древних лет,
Мелькает нам
Былин бродячий свет:
То богатырь,
То страшный чародей,
То на дубах
Разбойник соловей,
То княжий пир,
То веча гам и вой,
То ряд лампад
В пещерах под горой,
И слышатся
То песен голоса,
То скитников
Святые словеса.

Хор.

То было зерно нашей Руси заветное:
Его затоптала орда — рать несметная;
Курганы росли: — кровью Русь наливалася;
Зерно ее тихо на свет пробивалося.

Голос.

Взошла Москва
С макушкой золотой;
Опять война —
И льется кровь рекой…
Набатный звон —
Набег или пожар —
И царь Иван —
И подвиги бояр —
От казней — смрад,
От погоревших —гарь.
Мятежный год —
И самозванный царь…
Но может быть
От этих злых годов
Осталось нам
Наследие отцов,
И не один
Богатый клад зарыт,
Там где река —
Где темный бор шумит.
Хоть на авось,
Пойдем и стар и млад
Искать в земле
Зарытый Русью клад!...

Хор.

Отцы завещали нам Русь полудикую,
Но веру в терпенье и в силу великую —
В распятого Бога молитву сердечную,
С людьми, да с природой борьбу вековечную. —

Голос.

Ужели вновь
Бороться и страдать!
И для молитв
В пустыни убегать,
Искать в глуши
Таинственных лесов
Убежища
От злобы и врагов.
Мечи точить,
Спасая города,
Переносить
Голодные года.
Не унывать
И гибнуть в цвете лет! —
Ужель таков
Отцов святой завет??

Хор.

Завещан простор нам, в себе замыкающий
Юг вечно цветущий и Север нетающий —
Восток с его тайнами — и Запад, и множество
Путей от беды, от вражды и убожества. —

Голос.

Но кто — прости,
Наш Царь Небесный!
Кто обретёт
Сей путь чудесный?
Кто, на пути
К такому кладу,
Перешагнет
Невежд преграду?
Кто так велик,
Чтоб дух суровый
Народа вызвать
Для жизни новой?

Хор.

О! был этот гений — был царь и работник;
Он был мореплаватель, слесарь и плотник:
Учась, он учил — и божественно смело
Им начато было народное дело.

Голос.

Но умер Великий,
И умерло дело. —
И к свету из мрака
Идем мы несмело: —
Гордыне послушны,
Как дети мы свищем,
Ни громкого дела,
Ни славы не ищем.

Хор.

На русском престоле потомок великого —
Ни произвола не любит он дикого,
Ни рабства безгласного, ни лени позорящей
Народ, что боится борьбы его стоящей.
Чтоб к счастью прямее шла наша дорога,
Благослови труд народа, Помазанник Бога!
Да здравствует мир — да ликует свобода!

3. Характеристика произведения

Несмотря на слабые стороны поэтического текста и изначально прикладное, «церемониальное» назначение кантаты, в музыкальном плане она обладает определенными техническими и художественными достоинствами. К ним в первую очередь относятся стройность формы, выразительность тематизма и мастерство его разработки. К моменту создания кантаты Чайковский уже был автором трех опер, Первой симфонии, увертюры «Ромео и Джульетта» и других сочинений. По сравнению с экзаменационной кантатой «К радости», он, несомненно, проявляет себя как более опытный композитор, однако, здесь все еще заметны аналогичные ей недостатки (например, длинное оркестровое вступление), присутствуют и отдельные фрагменты общего характера, лишенные ярко выраженных черт индивидуального стиля (на последнюю особенность обращали внимание и современные композитору критики [Хроника: 89]).

Формально кантата одночастна, однако отчетливо делится на три раздела, которым соответствует и трехчастное деление поэтического текста в издании М. И. Чайковского (также возможно более дробное членение формы на пять [Туманина 1962: 377] или двенадцать разделов [Богатырев 1972: 134]). Кантата открывается развернутым оркестровым вступлением (Andante lugubre, g-moll — G-dur), построенном на материале финала Первой симфонии, который, в свою очередь, основан на теме народной песни «Я посею ли, млада-младенька». Богатырев отмечает: «Во вступлении [кантаты] — 140 тактов, и бóльшая часть их (87) заимствована Чайковским из вступления к финалу его Первой симфонии. Первые 37 тактов Andante lugubre кантаты в точности совпадают с первыми 37-ю тактами Andante lugubre финала Первой симфонии. Затем 25 из них повторяются с несколько фигуративно-варьированным сопровождением и к ним добавлены остальные 9 тактов Andante lugubre симфонии. Из следующего затем Allegro moderato симфонии в кантату попали 16 тактов» [Богатырев 1972: 136]. Впоследствии тема народной песни также повторяется у хора a cappella в ритмическом увеличении в коде кантаты. Этот раздел кантаты совпадает по материалу с кодой финала Первой симфонии (начиная с такта 671 [695], до конца), к составу исполнителей которой добавлен хор [Там же: 142]. Вторая, скерцозно-маршевая тема вступления кантаты (Allegro vivo, т. 101) позднее была использована Чайковским в трио четвертой части (Скерцо) Третьей симфонии.

Первый сольно-хоровой раздел кантаты (Andante, т. 141, «Как сквозь ночной, туманный неба свод», E-dur) имеет трехчастную структуру со спокойной повествовательной темой по краям и неустойчивым материалом взволнованного характера в центре (начиная от такта 167). В целом этот внутренне замкнутый раздел можно условно назвать прологом или эпическим зачином, в котором повествуется о былинных героях и «доисторических» временах древней Руси.

Центральный раздел посвящен знаковым моментам истории России от татаро-монгольского ига до Ивана Грозного и Смутного времени. Он состоит из нескольких контрастных эпизодов: хоровой речитатив сосредоточенного, сурового характера (Moderato, т. 266, «Растил наш народ свою ниву заветную», gis-moll), затем помпезная «прелюдия» (Allegro moderato e maestoso, т. 297, «Взошла Москва с макушкой золотой!») и большая хоровая фуга на торжественную тему Москвы, которая интонационно родственна теме Andante из предыдущего раздела [Туманина 1962: 377–378] (Allegro giusto, т. 316, «Как солнце ясное, взошла Москва с макушкой золотой!», E-dur). Затем следует речитативно-ариозное соло тенора (L’istesso tempo, т. 406, «О, Русь моя, нелёгок был твой путь!») и торжественное завершение фуги (т. 428, «Там, где река бежит»).

Поэтический текст третьего раздела описывает череду народных испытаний, преодоленных благодаря «гению, царю и работнику» — Петру Великому, которому наследует справедливый «Помазанник Бога», ведущий народ к миру и свободе. В музыкальном отношении данный раздел построен на чередовании хорового рефрена, основанного на теме Moderato из предыдущего раздела, и сольных эпизодов. Наличие рефрена, а также повторяющейся темы во вступлении и заключении, позволяет трактовать форму всей кантаты как «большое рондо с обрамлением» [Богатырев 1972: 136]. В первом эпизоде (Andante non tanto, т. 474, «Но как добыть чудесный этот клад?», a-moll), повторно проводится «скерцозная» тема оркестрового вступления, а второй и третий эпизоды построены на новой лирической теме в F-dur (Andante cantabile, т. 528, «Мы смело шли сквозь все преграды»; Andante, т. 584, «Немало отважных во имя Отчизны»). В последнем проведении тема хорового рефрена динамизируется, окрашивается в героические тона (т. 633, «Великим и славным был путь, нами пройденный») и приводит к мощной оркестровой кульминации на теме гимна «Боже, царя храни» А. Ф. Львова (т. 659). Кода (Allegro molto, т. 671 [695], G-dur) начинается упомянутым выше проведением у хора a cappella народной темы из вступления и продолжается tutti хора и оркестра. Триумфальное завершение кантаты предвосхищает парадные апофеозы написанных на случай торжественной увертюры «1812 год» и коронационной кантаты «Москва».

Известно, что рукопись партитуры кантаты хранилась в библиотеке Большого театра, но впоследствии пропала, и в настоящее время ее местонахождение неизвестно. В 1896–1898 библиотекарь Большого театра А. К. Фарский по голосам заново составил партитуру; она не была тогда издана, но позднее была исполнена Зилоти в упомянутом выше концерте в 1905.

В 1902 по заказу М. И. Чайковского ученик С. И. Танеева Ю. Н. Померанцев сделал клавираусцуг кантаты. В конце мая 1902 Танеев сообщил заказчику об окончании работы. В письме к Танееву от 5/17 июня 1902 М. И. Чайковский писал: «Был у меня Юша [Померанцев] и привез свой труд... Благодаря этому я познакомился с кантатой. Я рад, что Кашкин все-таки не ошибся, говоря, что Петя заимствовал из нее темы для 3-й симфонии (шутливые фанфары скерцо 3-й симфонии). Первая же половина вся — финал 1-й симфонии. — Я не согласен с Юшей, что это так уж плохо. — Многое мне доставило большое удовольствие» [цит по: МНЧ: 345–346].

Источники

Рукописные копии: Рукописная копия оркестровых голосов (ГМЗЧ. а¹. № 266–294. КП 23525).
Рукописная копия партитуры, составленной А. К. Фарским (ГМЗЧ. а¹⁶. № 13. КП 19702).
Переложение для пения с фортепиано, выполненное Ю. Н. Померанцевым (ГМЗЧ. а¹⁶. № 14. КП 19702).
Переложение для пения с фортепиано, выполненное Н. С. Головановым (РНММ. Ф. 468. № 238. КП 10592/238).

Первое издание / Публикация в Полном собрании сочинений: партитура — ЧПСС 27, том подготовлен И. Н. Иордан (1960); переложение для пения с фортепиано — ЧПСС 33, том подготовлен Г. В. Киркором (1965).

Литература: ЖЧ I; ЧПСС V; ЧЮ 1; МНЧ. С. 344–345; Тематико-библиографический указатель. С. 431–433; Домбаев. С. 278–279; Туманина 1962. С. 377–378; <Б. п.> Музыкальный отдел на выставке // Вестник Московской политехнической выставки. 1872. № 15. С. 1–2; <Б. п.> Музыкальный отдел // Вестник Московской политехнической выставки. 1872. № 32. С. 2; <Б. п.> Исполнение юбилейной кантаты // Вестник Московской политехнической выставки. 1872. № 32. С. 3; A. C. Музыкальное обозрение // Вестник Московской политехнической выставки. 1872. № 47. С. 3; <Б. п.> Московская политехническая выставка // Московские ведомости. 1872. № 136. 1 июня. С. 3–4; <Б. п.> Хроника. С-Петербург. Концерты: VI концерт Зилоти, — IV симфон. собр. И.Р.М.О. // Русская музыкальная газета. 1905. № 3–4. 16–23 января. Стб. 88–89; Прошлое русской музыки: Материалы и исследования. I. П. И. Чайковский. Петербург: Огни, 1920. C. 167–169; Богатырев С. С. О кантате П. И. Чайковского «На открытие Политехнической выставки в 1872 году» // Он же. Исследования. Статьи. Воспоминания / Ред.-сост. Г. А. Тюменева, Ю. Н. Холопов. М.: Советский композитор, 1972. С. 130–143; Богуславский Г. Памятное событие. // Советская музыка. 1980. Июль. № 7. С. 90–93; История русской музыки: В десяти томах. Т. 10В: 1890–1917. Хронограф. Кн. I / Под общ. науч. ред. Е. М. Левашева. М.: Языки славянских культур, 2011; Комолова А. А. 200-летний юбилей Петра I: празднование в Москве в 1872 году: (по материалам периодических изданий XIX века) // Московское наследие. 2022. № 5 (83). С. 116–128; Соловьева Т. В. “Для открытия политехнической выставки мне заказали кантату...” // Московский журнал. 2007. № 12. С. 28–31; Шабшаевич Е. М. Н. Г. Рубинштейн и Московская Политехническая выставка 1872 года // Musicus. 2011. № 3–4 (июль–декабрь). С. 43–47; Шабшаевич Е. М. «Преданный вам Ю. Померанцев...»: Письма Ю. Н. Померанцева к С. И. Танееву (избранное). Ч. 1 / подгот. к публикации и коммент. Е. М. Шабшаевич // Музыка в системе культуры: Научный вестник Уральской консерватории. 2021. Вып. 26. С. 30–47; <Б. п.> Концерт, созданный вместе // Музыкальное обозрение. 2021. № 12 (488). URL: https://muzobozrenie.ru/moskovskij-institut-muzyki-im-a-g-shnitke-muzykalnomu-obozreniju/ (дата обращения 30 сентября 2024); Fleming, Michael. Program Notes // Event Program Book. Friday, January 24, 1997 through Saturday, February 1, 1997. University Musical Society of the University of Michigan 1996–1997 Winter Season. [s.l.,1997] P. 15–21.

Редактор — К. В. Смолкин

Дата обновления: 18.11.2024